Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пока Рассел хмурился, оглядывая всю картину, Ривер подошел к центральному постаменту и принялся внимательно его изучать.
– Похоже, артефакт нужно поместить именно сюда. – Задумчиво проговорил он. – Правда, не могу понять, зачем остальные постаменты. Но других вариантов не вижу все равно. Давай, Огонек.
Происходящее Расселу откровенно не нравилось, но он промолчал. Вряд ли кто-то захочет слушать его смутные догадки и неподтвержденные подозрения. Они были воодушевлены близкой целью, а он… Он хотел все бросить и убраться отсюда.
Огонек подошла к центральному постаменту, достала Круг и положила его в центр. В ту же секунду артефакт стал наливаться мягким белым светом. От постамента по полу побежало пять разноцветных нитей, оживляя рисунок и заставляя вспыхивать каждый из пяти бутонов своим цветом. И почти сразу стена, у которой они были нарисованы, исчезла.
В белом мареве выступили фигуры. Высокий человек с двуручником за спиной и шрамом через всю правую щеку. Женщина в легкой одежде, с длинными светлыми волосами и ласковой улыбкой. Старик с длинной бородой, небрежно сжимающий что-то вроде миниатюрного скипетра. Совсем юная девушка, строгая и серьезная, хмурящая брови. Неприметно одетый человек с бокалом вина в руке, и легкой ехидной ухмылкой.
Казалось, на мгновенье он разучился дышать. Недаром Рассела мучили неприятные предчувствия. Несмотря на свою профессию, а может, и благодаря ей, он знал достаточно, чтобы узнать всех пятерых. Агион, Хельга, Такалат, Ритая и Эмрион. Весь верховный пантеон. Сейчас перед ними стояли боги их мира. И, как ни странно, Рассел не ждал от этой встречи ничего хорошего.
Он скосил глаза на остальных. Огонек, разиня рот, уставилась на Хельгу. Таллен с восторгом и благоговением не сводил взгляда с Агиона. Ривер почтительно склонил голову перед всеми. Миа опустилась на колени, вытянув руки в знаке уважения. Только он, стоя чуть позади за остальными, не испытывал особого пиетета. Больше всего ему хотелось незаметно удрать, но ноги словно приросли к полу.
Богов он всегда не любил. Точнее, он испытывал смесь страха и ненависти, вместе с желанием держаться подальше от всего божественного, будь то храмы, места паломничества или сами жрецы. И у него были на то свои основания. Но сейчас выбора ему просто не оставили.
– У вас получилось. – Тихо произнесла Хельга, обращаясь к Риверу. – Ты выполнил уговор. Но, думаю, вы все заслуживаете большего. Подойди.
Маг двинулся вперед, остановившись перед чертой на полу.
– Переступи ее, и пусть исполнится твое самое заветное желание!
Ривер устало потер глаза и отодвинул в сторону тяжелый том. Его труд практически окончен. Сколько же всего произошло после событий в Сторожевой башне. А ведь он ясно помнил все, что было до этого. А вот потом память начинала сбоить. В голове крутились лишь обрывки воспоминаний.
Он прекрасно помнил, как перешагнул черту, произнеся при этом: «Знания!» Да, боги не поскупились на подарок. Он узнал слишком много. О свете, тьме и их взаимосвязи, о силе и вере. Как же он был воодушевлен, вернувшись в Градиоль, в магическую академию. Он основал свою школу, и одареннейшие адепты мечтали назвать его своим учителем. А потом наступил крах.
Как часто он потом жалел о своем желании. Некоторые знания должны оставаться сокрытыми. Слишком большую силу он выпустил в мир, слишком часто его ученики склонялись к свету или тьме, слишком много развязали войн. Те трое, что остались в живых, сейчас правили тремя могущественными империями, заточив своего учителя в самой защищенной башне, которую только смогли создать. Он криво ухмыльнулся – как ни странно, ни один не решился лишить его жизни. Ему безумно захотелось вернуться обратно, когда груз безумной вины еще не опустился на его плечи…
Таллен стоял на смотровой площадке, и ветер привычно рвал его волосы. Перед ним расстилался почти бесконечный лес. Только здесь он мог хоть ненадолго отрешиться от своей боли, за столько лет ставшей уже привычной.
Когда он вслед за Ривером переступил черту, вставая во второй очерченный рисунок, он не знал сам, что пожелает. Хотелось власти и славы, уважения и незаменимости. Когда он одними губами прошептал свое желание, ему показалось, что боги улыбнулись.
Да, он очутился в этом небольшом королевстве, очутился в тот момент, когда была необходима его помощь, когда растерянные люди после смерти своего короля, не оставившего преемника, оказались без человека, которому доверяли и который мог бы их защитить. И он стал таким человеком. Сначала сколотил дружину, потом и небольшую армию, он заботился о своих людях и спустя три года его короновали. Да, его королевство растет и крепнет, люди любят и уважают своего короля, вот только он безумно хотел вернуться за миг до того, как произнес свое желание. До того, как понял, что потерял самое главное.
Ибо боги действительно посмеялись над ним. Его королевство находилось в другом мире. И обратного пути не было. А Огонек навсегда осталась где-то далеко. Он так и не смог ее забыть…
Миа растирала зелья. Их нужно было все больше и больше, травы кончались слишком быстро, и она просто не успевала помочь всем. В племени болели слишком многие. Руки продолжали делать монотонную работу, а мысли возвращались к тому моменту в Сторожевой башне, когда она, почтительно склонившись перед богиней, перешагнула черту и пожелала, чтобы среди ее народа больше не рождались дьюри.
Ее желание исполнилось. Но почему она не подумала о последствиях, не поинтересовалась, что случится при этом? Теперь она знала правду – рождение дьюри не наказание богини, а благословение этого мира. Да, ее племени была присуща магия – остатки неправильной, хаотичной магии другого мира, не принимаемой этим. Именно в дьюри она концентрировалась раньше, позволяя остальным жить сильными и здоровыми, вбирая весь накопленный племенем магический негатив, гася его, превращая в нечто иное, а после унося куда-нибудь далеко. А теперь большинство в племени болело странной, неведомой раньше болезнью, с которой Миа ничего не могла сделать, лишь только облегчать их страдания. А хуже всего было то, что теперь каждый третий ребенок рождался больным и не доживал даже до года. Она прикрыла глаза, ощущая, как по лицу заструились слезы, не принося облегчения. Ее ноша всегда была тяжела, но сейчас выросла тысячекратно. Как же она хотела вернуться назад, в прошлое, и никогда не переступать этой проклятой черты!
Огонек стояла перед огромным, в ее рост зеркалом, и мрачно рассматривала себя. Да, она была красива, но сейчас ее красота ее совсем не радовала. Какой же наивной она была!
Когда она переступила черту, и тихо пожелала узнать свое происхождение и найти родственников, думала ли, что очень скоро она самозабвенно будет мечтать опять вернуться в то время, когда она ничего не знала. И самое главное, когда о ней ничего не знали!
Чтож, своих родственников она нашла. И с тех пор почти ежедневно жалела об этом.
Она оказалась обыкновенным бастардом. Отец, принадлежащий к знатному роду, вел разгульную жизнь, а мать, как оказалось, предпочла подкинуть ребенка в приют и забыть о его существовании. Но обстоятельства сложились так, что ее непутевой папаша погиб от несчастного случая, а дед, старый герцог, так и не смог обзавестись другим наследником. И когда амулет показал кровное родство, ее прежняя жизнь закончилась раз и навсегда.